Добро пожаловать на сайт страшных историй

Поехал я как-то в деревню, к далекой моей тетке. А у них там все на сельском хозяйстве держится, а ей уже было сложновато, поэтому она просила меня помочь. Ну там, овощи собирать, чинить всякое, убирать грядки.

И вот как-то после очередного ковыряния в земле решил я отдохнуть и съесть яблочко. А у нас рядом было заросшее поле, граничило с лесом, а на нем росли чахлые дикие яблони. Вообще-то у моей тетки тоже росли яблони, но у нее одни антоновки, а мне не нравились кислые яблоки, поэтому я пошел туда.

Когда я ходил за яблоками, я не заметил, как перелез через арку из соломы. Потом оказалось, что не стоило этого делать. Пока я набрал яблок, одна ветка чуть не выколола мне глаз, до крови расцарапала щеку. Ну да ничего, это того стоило. Яблочки были маленькие, но чистые, не червивые и крепкие. И тут я оборачиваюсь, и вижу, что оказывается, далековато-то я отошел от дома. Он еле виднелся через высокую траву.

Ну, начал я продираться через траву. А она как будто не хотела меня пускать, и еще у меня было такое ощущение, что я иду не в ту сторону, куда надо. Много раз оборачивался — лес даже не отдалился! А тут еще я почувствовал, как что-то под моей ногой шевелится, посмотрел и охренел — это была змея. И не уж, я ужей видел, знаю, как они выглядят. И тут я так ломанулся сквозь заросли, что уже через 5 минут стоял около дома. Тетка увидела меня, подошла и спросила, чего я так долго там делал и почему в таком виде.

Оказывается, меня не было около часа. Я рассказал ей, что случилось. Она сказала, мол, и что, стоило это того? Я сказал, что да — яблок нарвал хороших. Она так подозрительно на меня посмотрела и отошла. А я вывалил на траву оставшиеся яблоки (большую часть я растерял, когда бежал оттуда) и охренел — все они были гнилые и червивые. Потом я спросил у тетки, что это за чертовщина была, а она сказала, что такие арки ставит всякая нечистая сила, которая в поле живет и морочит человеку голову. Сказала, что на самом деле цель этих арок — не дать человеку дойти до дома. А змею я потом нашёл в интернете — оказалось, это медянка.

Мой отец служил в части ПРО, расположенной глубоко в степи. Часть была какая-то непростая, с секретным оборудованием, секретная сама и прочее — вплоть до того, что она была не просто обнесена сеткой, а бетонным забором с тяжеленными глухими металлическими воротами на электронных замках-защёлках. Возле ворот стояли вышки, на которых круглые сутки дежурили часовые. А вокруг — степь. За 60 километров ни одного разумного существа, кроме замполита. «Деды» часто рассказывали про разные непонятные вещи, которые происходили на территории части — то солдат пропал бесследно, то с ума сошёл какой-то прапор, но батя не верил. Но, как обычно, случилось «однажды»...

А однажды был он в карауле — четыре человека, включая его, должны были ровно половину ночи ходить вокруг в/ч на предмет поиска явных или скрытых противников. Отгуляли они нормально (там даже волков не водилось, одни ящерицы — вот и все враги)? и на последнем круге почёта остановились облегчиться на забор родной части — буквально в двадцати метрах от луча прожектора, установленного на вышке. Начали отливать, и тут тот содат, что стоял дальше всех, заорал. Причём не просто заорал, а с явными признаками того, что его тащат в сторону от остальных — голос удаляется. Все фонарики повытаскивали, светят — нет человека. Причём ни следов на песке, ничего. Только автомат валяется. Понятное дело, что пообделались они все, потому что ни один устав не говорил, что в таком случае делать.

Ломанулись тогда они все ужасе к воротам, часовому орут, поворачивай, мол, прожектор, смотри, что там творится. Тот повернул и говорит, что ничего нет. Чистый периметр, и всё.К этому времени им замком щёлкнули, ворота открыли, и они в ужасе на территорию забежали. Нужно было обязательно закрыть ворота. Закрывались они как простой «английский» замок-защёлка, то есть простым захлопыванием. Батя створку на себя тянет, а она не закрывается. Не то чтобы кто-то держит, просто как будто камень под створку закатился или что-то упирается. Вот тогда отец и охренел окончательно.

Он увидел, что на уровне его головы за край створки держится какая-то лапа. Я просил его описать подробнее, но что он рассказал, то рассказал — иссохшая человеческая рука, серая, цвета мышиной шерсти, с уродливыми ногтями. Она не тянула на себя створку, но и не давала закрыть, просто держалась и всё. Батя тогда в панике заорал часовому, чтобы он открывал огонь по всему, что есть за воротами, но когда тот повернул прожектор, ворота легко захлопнулись и там снова ничего не было. После этого солдата искали в течение недели, но никаких следов его не нашли.

У меня деревянный домик в деревне, и иногда я езжу туда отдыхать. И вот однажды мы сидели в этой деревне довольно большой компанией в гостях у одной девочки, смотрели «Стиляг».

Часа в два ночи я стал испытывать непонятную тревогу. Вспомнил, что машина оставлена мной на территории старого заброшенного пионерского лагеря: он совсем недалеко от деревни, излюбленное место собрания молодёжи, есть всё, что нужно для счастья — тишина, отсутствие людей старше 20 лет, заброшенные корпуса, где можно втихую покурить или выпить. Так вот, ещё днём мы открыли старые ржавые ворота в лагерь, и я загнал транспорт туда, сам не пойму теперь, зачем это нужно было делать. И вот, взяв с собой баночку пива, чтоб не скучать в дороге, я покинул дом и пошёл забирать из лагеря машинку.

Плеер в ушах, отличная летняя ночь, неплохое пиво… До ворот лагеря я дошёл минут за пять. Открыл ворота и и пошёл дальше — машина стояла метрах в трёхстах от них. Как только я зашёл на территорию, на разбитую асфальтовую дорожку, по которой всего 15 лет назад вышагивали толпы школьников, я почувствовал тревогу. Но это было естественно — надо сказать, лагерь у нас не простой, в 90-х годах там частенько находили трупы, которые стали таковыми совсем не по своей воле. Потом летом 2001-го, кажется, там пытался устраивать сходки какой-то сатанинский культ, правда, что-то у них не заладилось, и видели мы их раз пять, не больше. Но свой отпечаток это нанесло. В общем, мрачное место наш заброшенный лагерь — странное, а по ночам, чего уж тут скрывать, страшное. Но я, сторонник рационализма, как обычно приказал своему подсознанию, которое умоляло уйти поскорее, заткнуться, и продолжил путь. И уже через минуту добрался до машины, залез внутрь, включил музыку и вроде как вздохнул с облегчением. Развернулся на узенькой дорожке, рискнув, кстати, застрять, и поехал к выходу. Уже проехав те самые ворота, находясь формально уже на территории деревни, а не лагеря, подумал, что ворота нехорошо оставлять открытыми.

Остановился, поставил на ручник, вышел и вернулся на территорию лагеря, опять испытав странный дискомфорт, который, надо сказать, был в два раза сильнее, чем пять минут назад. Так что я быстренько закрыл ворота и отбежал метров на десять вглубь лагеря по естественной нужде. Потом достал пачку сигарет, прикурил, развернулся в к воротам, и… Боковым зрением я увидел, что на старых, давно проржавевших каруселях, которые находятся метрах в двадцати от дорожки, по которой я ехал, кто-то катается. С очень большой скоростью. Было очень темно, но я разглядел человеческий силуэт, развевающуюся на нём одежду светлого цвета, и взгляд его был устремлён перед собой. Он не смотрел на меня, хотя обычного человека должны были заинтересовать мои манипуляции с воротами. Да что я говорю, обычный нормальный человек не будет кататься в два ночи на каруселях в заброшенном лагере. Я заорал и понёсся со всех ног в машине — слава богу, она была заведена. Сцепление и газ в пол, визг и запах жжённой резины, судорожный взгляд в зеркало заднего вида…

И в этот момент выключается ближний свет, и я перестаю что-либо видеть. Заорав не хуже, чем в первый раз, дёргаю, чуть не вырывая, ручку дальнего света. Слава богу, он зажигается и освещает стремительно приближающиеся домики. Больше назад я не оглядываюсь.Приехав к девочке, где сидели друзья со своим фильмом, долго торчал в машине, курил, слушал музыку. Пытался успокоиться...

Я вам скажу, что реальная жизнь и без всяких чудовищ страшнее некуда.

Однажды я катался на велосипеде за городом, и километрах в пяти-шести от окружной нашёл заброшенную автобазу. Целая куча строений — боксы, административные корпуса, какие-то бараки, подстанции, а немного на отшибе стояла одноэтажная баня-душевая из красного кирпича, этакий маленький домик. Что странно, всё было в более-менее божеском состоянии, хотя база была заброшена уже давно. Это я объяснил тем, что подъезд к ней начинается с совершенно неприметного поворота с крупной трассы, а рядом нет никаких населённых пунктов. В общем тихое, безлюдное место. Ясен пень, я стал туда наведываться: понастроил трамплинов для велика, отрывался в своё удовольствие, загорал.

Однажды мы проезжали с напарником и его дружбаном мимо поворота на базу на машине. Я предложил им заехать на пару минут, показать своё «хозяйство», да и напарник искал кое-какие стройматериалы на дачу, которые покупать было дороже, чем в них была потребность, а на базе они были. В общем повернули, подъезжаем. Надо добавить, что к этому времени я не был на «фазенде» пару недель, но я сразу понял, что здесь кто-то побывал. Во-первых, там, где начиналась асфальтированная площадка перед базой, были воткнуты какие-то обгоревшие палки. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это сгоревшие факелы.

Ну и ладно, толкиенисты какие-нибудь тут швабрами махали, пусть. Но рядом на дороге какой-то коричневой дрянью была написана целая поэма непонятными знаками — они не были похожи ни на иероглифы, ни на руны, за это я ручаюсь. Это уже на толкиенистов похоже не было. Дальше — больше. Парни со мной были любознательные, хоть и по 30 лет обоим, они пошли лазать по корпусам. Посмотрели все, и тут один из них увидел эту самую баню на отшибе. Подходит ко мне и говорит — неплохо ты тут устроился, даже занавесочки повесил на окнах. Я подумал, что он шутит. Лучше бы пошутил. Все окна (в которых даже рам не было) и дверь были занавешены изнутри плотной чёрной тканью, а внутри что-то поскуливало.

Вообще, парни со мной были не трусливые — один пожарный, другой просто по жизни экстремал, но пообделались мы одновременно и все. Вооружились палками. Напарник палкой скидывает с окна тряпку, и мы наблюдаем следующую картину: внутреннее пространство бани, облицованное кафелем, с низу до потолка исписано этими самыми письменами, причём часть маркером, часть краской, часть дрянью этой коричневой, но стены исписаны ПОЛНОСТЬЮ. Чтобы сделать такое, нужна целая бригада и неделя времени минимум. С потолка на нитках свисали ключи. Обычные дверные ключи, очень много, несколько сотен точно. Посередине комнаты стоял стол с двумя чёрными цилиндрическими предметами. А в соседней комнате кто-то хрипло дышал...

Понятное дело, что заходить туда как-то не хотелось. Налицо был какой-то ритуал с хорошей долей шизы, и было неизвестно, закончен этот ритуал, или без наших печёнок его не могли завершить и ожидали в гости. Я предложил бросить кирпичом в один из цилиндров на столе. Все проголосовали «за», и я метнул. Это оказалась трёхлитровая банка, обёрнутая той же чёрной тканью, что и на окнах, она разбилась, и по столу растеклась чёрная лужа какой-то мрази. Мы поняли, что это такое, уже через пару секунд — из оконного проёма в нос ударил такой жуткий запах тухлятины, что мы аж отбежали на десяток метров — я уверен, что это была самая настоящая, изрядно протухшая кровь, целых, шесть литров крови (вторую банку мы бить не стали, но я думаю, что содержимое там было тоже не кока-кола).Когда слегка притерпелись к вони, друг-пожарный предложил всё-таки посмотреть, кто там хрипит за стенкой. Зажали носы, сорвали тряпку со входа, с палками зашли. То, что я увидел, добило меня окончательно.

В углу под потолком было подвешено две свиньи, каждая размером с крупную собаку, одна, явно мёртвая, была вся изрезана чем-то тонким — шкура на ней была просто превращена в лапшу, глаз не было, пол был залит её кровью, а верёвка, на которой она висела, выходила прямо из её пасти — до сих пор не знаю, крюк это был или нет, но явно что-то зверское — язык и часть кишечника торчали наружу. А вторая свинья была ещё жива, дёргала лапами и хрипло дышала. Подвешена она была точно так же, но порезов было намного меньше. Я думаю, что она не издавала никаких звуков, потому что или уже выбилась из сил, или у неё были вырваны голосовые связки этой непонятной «вешалкой». Но впечатление это производило такое, что дрожь в челюсти я смог унять только поздно вечером при помощи полутора литров виски на троих.

В полумраке, с тишине, сучит ногами подвешенная за кишечник свинья, среди свисающих с потолка ключей, иероглифов и невыносимого запаха мертвячины от разлитой крови. Я потом искал интернете описание хотя бы подобного ритуала: ключи, кровь, жертвенная свинья — нигде такого паскудства не встречается, даже в чёрной магии. Ещё неприятный момент: кровь была явно не тех свиней, уже протухшая, а чья — кто его знает. Явно эти ребята не комаров на шесть литров набили...

На дворе восемьдесят четвертый год, Узбекистан, мелкий городишко в двухстах километрах от Ташкента. Ангрен. Долина смерти. На самом деле, ничего особо страшного в том городишке не было, просто место не совсем приятное: повсюду горы. Они, казалось, нависают и хотят раздавить. Приехали мы туда всем семейством: дед с бабкой (по материнской линии), мать и отец, тетка с семьей и дядя. Купили сразу несколько отличных квартир и дач и собрались жить долго и счастливо.

Проходит пять лет тихой и спокойной жизни — достаток семьи много выше среднего: мать работает в горисполкоме, отец ведет военподготовку в местном училище. Я учусь в шестом классе. Ну, драки на почве расовой ненависти — это вполне нормально. И тут началось это.

Сначала в доме начали появляться муравьи. Тысячи. И давили эту мразь, и травили, чего только не делали, но они продолжали протаптывать свои дорожки. Через пару месяцев муравьи исчезли, а их место заняли тараканы. Огромные и мерзкие, в палец, пожалуй, длиной. Они появлялись ночью: ползали по стенам и потолку, падая периодически на лицо. Это было действительно мерзко.

Устав от безуспешной борьбы, мы всей семьей перебрались к тетке. Та с мужем и дочерью жила на другом конце города в роскошной четырехкомнатной квартире на шестом этаже единственной в городе девятиэтажки. Некоторое время было очень хорошо: смотрели всей семьей видик, играли с сестрой и занимались прочими веселыми вещами. Родители в это время занимались химической войной на старой квартире с применением санэпидстанции и другого тяжелого вооружения.

Несколько месяцев пролетело как один день, и вот пора возвращаться домой. Насекомых не было. Было странное ощущение угрозы. По крайней мере, у меня. Родители, как истинные коммунисты, разумеется, не верили во всякую там чепуху. А ощущение никуда не девалось: находясь в квартире, я чувствовал, что за мной кто-то наблюдает. Смотрит недобро так. Немного погодя это чувство стало преследовать меня и вне стен дома. Стоило лишь остаться одному, выйти, например, за хлебом, и чувствуешь затылком сверлящий взгляд. Я всегда старался находиться в обществе, пусть даже общество это сулило постоянную ругань и драки. Шлялся со сверстниками, пробовал курить...

Я просто не мог находиться в той квартире. Спал уже в одной комнате с родителями. В один «прекрасный» момент отец уехал на несколько месяцев в Ташкент. Вроде как квалификацию повышать, хотя на самом деле были дела семейные. В итоге я остался с матерью один в трехкомнатной квартире. Ощущение опасности стало пропадать: казалось, невидимый соглядатай стал халтурить, а потом и совсем убрался. Я даже опять начал спать в отдельной комнате. Затишье перед бурей...

Я проснулся от ощущения леденящего душу ужаса. Некоторое время я не мог открыть глаза, нет, я не хотел их открывать. Я чувствовал — рядом смерть. До сих пор с содроганием вспоминаю те минуты. Тишина, даже тиканья часов не слышно, холод (в июле-то южной страны) и всепоглощающий ужас.

Вспышка и грохот — вот что вывело меня из состояния дрожащего на ветру листа. Я распахиваю глаза и вижу в луче фонаря согнувшуюся, видно, в корчах боли фигуру. Мгновенно вскакиваю с кровати и бегу к стоящей в дверном проеме с ружьем в руках матери. Нарастающее ощущение ужаса — я вижу, как фигура медленно подымается... Когда оказываюсь за спиной мамы, раздается несколько выстрелов, истошный крик. Кричит мать. Я тогда, кажется, обделался и вырубился.

Очнулся уже дома у деда: за столом сидит мать, бледная-бледная, дядя и дед с бабкой. И несколько ментов толпятся. Что-то обсудив, дед вместе с дядькой и ментами отправились на нашу с матерью квартиру. Труп грабителя искать. Через несколько часов после их ухода началась стрельба. Добротная такая: длинными очередями били. Труп грабителя не нашли, и менты, сделав свое дело — пособирав гильзы и посчитав дырки в стенах, уехали.

Дед с дядькой остались сторожить квартиру. А потом, видно, началось. Деда, говорят, нашли на веранде со «Стечкиным» в руке. Мертвым. Сердечный приступ. Дядя хоть и остался жив, но поседел и стал заикаться. И запил крепко. Спился быстро. На следующий день, не то что не дожидаясь похорон деда, но даже не простившись, мы с матерью уехали к отцу в Ташкент, а оттуда уже втроем вылетели в Москву. Я пробовал разговаривать с матерью о том случае. Она всегда говорила неохотно: то это был бандюга, то дедово наследство, решившее отомстить через детей и внуков, то вообще чёрт знает что. Однажды она разговорилась, сказав, что выстрелила в эту тварь, как минимум, раза два. В стене нашли лишь одно отверстие 12-го калибра, а дед отстрелял 2 магазина.

Прошлым летом я отдыхал в деревне. Деревне больше 200 лет — место, в некотором смысле, историческое, со своими достопримечательностями. Одной из них является каменная дорога, построенная каторжниками при Екатерине II.

В детстве дядя рассказывал мне, что каторжников, умерших при строительстве, закапывали прямо под дорогой, а сверху уже вымащивали камнем. Так вот, прошлым летом меня и мою подругу на ночь глядя понесло туда гулять (подруга захотела полюбоваться звездами подальше от фонарей).

Ночь тихая, темная, вокруг дороги лес, луны нет. Я не сразу понял, откуда взялось чувство беспокойства, будто «что-то не так». К тому времени мы уже достаточно далеко отошли от деревни, фонари скрылись за лесом. Я стал судорожно оглядываться по сторонам, стараясь понять, что меня могло насторожить. Естественно, ничего я не увидел, лес стоял черной стеной вокруг, нельзя было различить очертания деревьев, и даже то, где они кончаются и начинается чернющее небо. Кстати, никаких красных зловеще светящихся глаз тоже обнаружено не было.

В голове мелькнула мысль: как мы вообще в этой темени умудрились так далеко уйти от деревни и не сбиться с пути. Вот тут-то я и опустил глаза, чтобы посмотреть на дорогу. Она светилась! Точнее сказать, была совершенно четко видна! Каждый камень, каждое пробившееся через выбоины между ними растение. И это при том, что вокруг не было ничего хоть сколько-то напоминающего источник света. Тогда-то я и вспомнил истории, которые рассказывал дядя, сгреб подружку в охапку и предпочел оттуда поскорее убраться. Не знаю, чем можно это объяснить, может быть и можно, но испугался я тогда прилично.

Еду в Смоленск оформлять машину. Солнечный летний день, на заднем сиденье — еда, напитки, теплое одеяло. Возможно, придется переночевать в машине. Перекуры, сон минут двадцать, бутерброд. Снова в путь. Ровная прямая дорога. Через несколько часов таможня. Оформление. Скучные лица. Бумаги, ксерокс. Оплата издержек. Водители огромных фур. Сигареты, очереди, ожидание. Далеко за полночь — обратно. Машин мало. Встречные водители вежливо переключаются на ближний свет. Начинаю засыпать. Знаю, что в таких случаях ехать дальше нельзя.

Через некоторое время — съезд с шоссе, осторожно съезжаю. Асфальтовая дорога выводит на пустырь. По краям — лес. Ухабистая земляная площадка. Останавливаюсь в центре, раскладываю задние кресла, расстилаю одеяло. Тихо. Почему-то не хочется выключать свет. Докуриваю сигарету, ложусь, выключаю лампу и фары. Некоторое время верчусь, потом засыпаю. Сон темный, как лес вокруг машины.

Просыпаюсь от того, что машина раскачивается. Слышен смех. Детский смех, забавный и зловещий одновременно. Стекла запотели, ничего не видно. Приближаюсь к окну, пытаюсь что-то рассмотреть. В это время по стеклу с другой стороны вдруг бьет детская ладонь и сползает вниз. Кричу от неожиданности. Перебираюсь на переднее сиденье. Судорожно ищу ключи. Нигде нет. Хлопаю себя по карманам. Смех не прекращается. Машина раскачивается все сильнее. Откуда-то пахнет гарью.Ключи, оказывается, в зажигании. Мотор ревет. Автоматически врубаю фары. Перед машиной плотной шеренгой стоят дети. Их человек двадцать. Одеты в старые, еще советского образца, казенные пижамы. На их лицах и одежде черные пятна. Задняя передача. По ухабам, завывая движком. Детские фигуры удаляются, одна из них машет рукой. Вылетаю на шоссе, газ в пол, лечу как сумасшедший. Только сейчас замечаю, что льет дождь.

Пост ДПС. Сворачиваю к нему, чуть не врезаюсь в стену, выскакиваю, бросаюсь к удивленному постовому, сбивчиво рассказываю, что произошло. Он смеется, проверяет меня на алкоголь. Заводит к себе, предлагает отдохнуть. Интересуется, где это было. Я рассказываю. Он внимательно слушает, потом мрачнеет, переглядывается с напарником. Потом они рассказывают мне, что в том месте был детский интернат, он сгорел в конце восьмидесятых, почти все воспитанники погибли. Несмотря на это, меня уверяют, что мне просто приснился кошмар. Я соглашаюсь. Здесь, в тепле, в компании вооруженных гаишников все кажется действительно сном. Через некоторое время я благодарю их, собираюсь и выхожу к машине.На капоте, почти уже смытые дождем, видны отпечатки перепачканных сажей маленьких детских ладошек.

Я уже две недели как живу сам, ибо моя мать недавно умерла — хоронили всей семьей. До сих пор отойти не могу, отца никогда не знал. Веселая жизнь, в общем, наступает — я и мой кот. И мне кажется, что я потихоньку начинаю сходить с ума.

Вчера я вернулся домой с работы (работаю посменно паковальщиком на конвейере) часа в три ночи, поужинал своим любимым «Дошираком» и лег спать. Мобильник, как обычно, положил на тумбочку у изголовья кровати. И вот, с утра мне позвонили. Сквозь сон я нажал на кнопку ответа и услышал:

— Привет, сынок, слушай, я уже уехала на работу. Ты не мог бы вытащить курицу из морозилки, вечером приготовлю что-нибудь.

— Хорошо, мам, — ответил я сквозь сон и положил трубку...

Через полминуты я уже стоял над раковиной в ванной, умываясь холодной водой. Меня знобило.

«Интересно, кто мог так пошутить? — думал я. — Но ведь голос был её!». Долго размышлял и в итоге пришёл к неблестящему выводу: ну, пошутили, да и пошутили, мало придурков, что ли... С такими мыслями я пошел на кухню, чтобы приготовить утренний кофе.

В раковине лежала курица. Если бы не утренняя сонливость, я бы, наверное, впал в истерику, а так только ноги подкосились. Сижу, всего трясёт, а подняться и что-то с этой курицей сделать духу не хватает. И тут в дверь позвонили. Открыв дверь, я увидел почтальона. Он вручил мне письмо. Письмо было без обратного адреса и без имени адресата. Иду на кухню, начинаю вскрывать конверт — и тут меня еще раз как обухом по голове. Раковина пустая! Ни следа от чёртовой курицы. Я отложил письмо, заглянул в морозилку — лежит, мерзлая, в кусочках льда, явно неделю не вынимали, с того самого момента, как я туда её и закинул. «Привидится же такое, — подумал я. — Психика, покореженная смертью близкого человека, таки дает о себе знать». Вернулся к письму, достал сложенный листок и стал читать:

«Уважаемая Тамара Александровна (мою мать так звали), приносим вам искренние соболезнования в связи со смертью вашего сына...».

«ЧЕГО?!» — пронеслось у меня в голове.

«... в связи со смертью вашего сына (тут было написано моё имя и отчество) на производстве».

Я впал в ступор. Что же получается? С места моей работы приходит письмо без обратного адреса с моим некрологом, причем там знают, что она умерла — брал в кассе взаимопомощи денег на похороны, да и отпуск на неделю мне начальство организовывало!

В конце концов, я решил со всей этой чертовщиной разобраться по приезду с работы, оделся и уехал. На работе позадавал наводящие вопросы в отделе кадров и в отделе снабжения — не прямо, конечно, но, учитывая, что на меня смотрели как на идиота, понял: кто-то всерьез решил вывести меня из себя или посадить в дурку. Проработав день с такими невеселыми мыслями, отправился домой.

Зашел в квартиру и сразу почувствовал странный запах из комнаты матери. Неужели опять котяра сходил по нужде где не надо? Я взял тряпку в ванной, зашел в комнату матери и действительно увидел пятно на кровати. Включил свет и едва не словил сердечный приступ — меня прошиб холодный пот, в груди защемило, все, что я мог сделать, это осесть мешком на пол и судорожно хватать воздух ртом. На кровати матери было красное-бурое пятно на половину простыни. Сказать, что я охренел — ничего не сказать...

Уже не помню, как я скомкал эту простыню и выбросил в мусоропровод — наверное, криминалисты именно это называют «состояние аффекта». Помню себя уже на кухне, опрокидывающего в себя стакан с водкой. А теперь сижу в Интернете и набираю этот текст, чтобы как-то систематизировать то, что со мной происходит. Справа от меня лежит письмо о моей кончине, датированное завтрашним числом, а слева — уже пять минут заливающийся трелью телефон. Звонит мне моя мама, а её выключенный аппарат лежит в соседней комнате. Я не хочу отвечать на этот звонок, очень не хочу. Но телефон никак не хочет угомониться.

Если мне удастся пережить эту ночь и не свихнуться, то завтра мне придется идти на работу в ночную смену. Но я не хочу умирать, не хочу...

Как-то раз я ночевал у своих друзей Сергея и Иры после хорошей пьянки в честь годовщины их свадьбы. Машину вести в моем состоянии было чревато аварией, а у него был большой дом, доставшийся в наследство от бабки, где много комнат. Это было разумное предложение — тем более для холостяка, которого дома никто не ждет.

— Ты смотри, у нас ночью часто свет выключают, — предупредил меня Серж. — Так что будь поаккуратнее. Мой сын вечно разбрасывает игрушки кругом. Раз сам чуть не убился.

Я сказал, что все понял, и, взяв постельное белье, отправился спать. То ли я слишком много набрался впечатлений в этот вечер, то ли сказывалось новое место, но спал я исключительно плохо. Постоянно снились какие-то кошмары, было душно (и это при настежь открытом окне). Часа в два ночи, вдобавок ко всему, меня одолел страшный сушняк. И если с кошмарами я еще как-то боролся, то жажда заставила меня окончательно проснуться и отправиться на поиски воды.

Света в доме не было, как и обещал Серж. Однако глаза уже привыкли к темноте, так что особых проблем я не испытывал. Добравшись до холодильника, я достал пачку холодного сока и одним махом ополовинил ее. Тут я услышал тихий, едва слышный детский плач. Я нахмурился. Плакать мог только Платон, четырехлетний сын Сергея. Я немного постоял на кухне, прислушиваясь, но плач продолжался, а Ира и Сергей, видимо, слишком крепко спали.

Я вернул сок в холодильник и решил посмотреть, что там с ребенком. С одной стороны, это, конечно, была не моя забота, но сделать вид, что ничего не слышал, и лечь спать я тоже не мог. Идя на звук, я дошел до двери в самом дальнем конце коридора и остановился. Плач совершенно определенно шел из-за двери, так что я приоткрыл ее и заглянул в комнату. Типичная детская комната — разостланная кровать слева, стол у окна, громада шкафа темным пятном по правую сторону.

— Платон? — спросил тихонько я. — Это дядя Денис. Ты чего плачешь?

В углу кто-то зашевелился. Плач затих.

«Ага, вот и Платон», — подумал я и зашел в комнату. Прикрыв за собой дверь, я подошел к малышу, который сидел в углу, укутавшись одеялом, и тихонько всхлипывал, обняв какую-то игрушку. — Ну, — спросил я как можно более доброжелательно, — и чего мы ревем?

Платон промолчал, потом тихо сказал:

— Тут есть страшила.

— Что?

— Сзади, — совсем уж тихо прошептал ребенок. Я обернулся. Конечно, сзади никого не оказалось.

— Оно в шкафу, — Платон встал рядом со мной. — Ждет, когда ты уйдешь.

Я, бормоча положенные в такие моменты слова, что, мол, это все был сон и ничего тут нет, подошел к шкафу. Платон остался стоять в углу.

— Видишь? Тут ничего нет, — сказал я и открыл дверцу. Шкаф действительно оказался пуст. Я уговорил Платона лечь спать, пожелал ему спокойной ночи и пообещал, чуть что, сразу наказать любого страшилу в пределах этого дома.

Утром меня разбудил Сергей. Мы с ним позавтракали и стали собираться на рыбалку. Уже рядом с озером я вспомнил свое ночное приключение и рассказал его своему другу. Серж промолчал и сказал:

— Разворачивай.

— Что? — я с удивлением посмотрел на друга. Тот был бледным как смерть.

— Платон спал всю ночь рядом с нами. А в дальней комнате по коридору когда-то давно спал мой старший брат.

— Брат?

Серж кивнул:

— Его нашли мертвым, когда ему было четыре. Он говорил, что видел нечто, что выходило из шкафа.

Мы с моей девушкой как-то решили устроить ремонт — на кухне случился мини-потоп (внезапно дали горячую воду), и прежний линолеум пришел в негодность. Решили купить новый. Поехали в один французский строительный супермаркет. В отделе линолеум был, но только дорогой. Мы с девушкой не богачи — тратить какие-то безумные тысячи рублей на ремонт не захотели, и спросили у консультанта, где тут решения подешевле. Консультант молча указал на отдел для уцененных товаров.

В углу отдела на нижней полке висел он — толстый бежевый красавец с геометрическим узором в форме треугольников, мягкий на ощупь. Цена за метр была настолько смехотворной, что мы сразу решили брать и попросили отрезать нам нужное количество. Совпадение, но именно столько и было в рулоне.

Первая странность ждала нас в супермаркете — в базе данных штрих-кода этого товара не оказалось. Хотели уже было наплевать на мечту, но выяснилось, что линолеум привезли внештатным грузовиком вместе с йогуртами насколько часов назад и просто не успели занести. Причину уценки мы так и не обнаружили, консультант сказал что-то про пожар на заводе, хотя наш рулон явно не пострадал. По дороге домой девушка отметила, что он немного странно пахнет — сладковато и пряно. Это не был обычный запах горения, скорее, аромат легких восточных благовоний.

Вторую странность мы заметили, когда уже привезли рулон домой и начали готовить к замене. Наша кошка, полудворовая сиамка, как-то странно посмотрела на линолеум, потыкала его лапкой и внезапно отскочила назад со страшным шипением, прижимая уши. Видимо, ей не понравился его запах. Мы посмеялись над неразумным животным и принялись за работу. К концу дня кухня выглядела замечательно — линолеум отлично лег и даже не потребовал отглаживания. Для ног он был даже более приятным, чем ковер с ворсом — он был теплым. Это не очень удивляло, ведь за окном стоял июль, но он был теплым как раз в меру, будто подстраивался под нашу температуру.

Ночью девушка растолкала меня и шепотом сказала, что у нас проблемы. Я сначала не понял, в чем дело, но потом услышал — с кухни доносились мерные шлепки вроде тех, что можно ослышать в бассейне. Редкие, но очень отчетливые. И еще скрип дерева. Живем мы на первом этаже, окно не закрываем, посему возникла мысль о ночном воре.

Собрался с силами, взял фонарик и решительно заскочил на кухню. Никого, только ветер дует да за окном кричат пьяницы. Пусто. Я залез в комод, достал водки и выпил рюмку, вторую выпила девушка. Мы вернулись в постель и благополучно заснули.

Наутро обнаружилась третья странность — наша кошка куда-то делась. Облазили всю квартиру, даже подьезд (мало ли, могла выйти), ходили по району и долго звали ее — результат нулевой. Было очень жалко, но к жалости примешивалось ощущение чего-то нездешнего и опасного, что-то, что вызывало холодок по спине и мурашки по коже.

Ночью, после бурного занятия любовью, я уже отвернулся к стенке, а вот моей девушке не спалось. Она что-то говорила (спокойно, не встревоженно), а я слушал ее вполуха и засыпал. Последнее, что помню — она слезла с кровати и пошла попить воды...

Мне снилось, что я иду по коридору и вижу дверь, из под которой раздается гул и прорывается бледный розовый свет. Я тяну к ней руки, и она внезапно распахивается. То, что за ней было, оказалось настолько ужасным, что я мгновенно проснулся в холодном поту.

Было уже утро, за окном пели птички и светило солнышко. Я перевернулся на другой бок, дабы обнять любимую. Кровать была пуста.

Все вещи девушки были на месте, одежда висела на вешалках. Знакомые молчали и говорили, что она могла быть только у меня. Мы подали заявление в полицию, однако поиски не увенчались упехом. Мне было просто ужасно. Каждую ночь мне снилась эта дверь, я перестал нормально питаться и ходить на работу.

Спустя неделю после исчезновения девушки на кухне начало странно пахнуть. Это был уже знакомый, но усилившийся запах линолеума с примесью чего-то тошнотворного. Я подумал о помойке, но дело было не в ней. Из-под края линолеума виднелось нечто красновато-бурое. Я дрожащими руками сорвал линолеум, и меня вырвало.

Весь пол под линолеумом был покрыт гниющей кровавой кашей. Самое страшное меня ждало на обратной стороне линолеума — там остались выгоревшие отпечатки четырех кошачьих лапок и двух женских ступней.