Хочу рассказать историю, которая случилась со мной прошлой осенью. В тот момент я находился один дома. Уже хотел ложиться спать, но социальные сети не отпускали меня. Листая очередной паблик, я услышал, как со стороны улицы раздался пронзающий скрип. Я сразу узнал этот звук. Это звук старых детских качелей на площадке около дома. Вот уже на протяжении нескольких недель с некой периодичностью я слышу, как некто начинает качаться. Самое интересное, что качели сами по себе довольно маленькие и рассчитаны исключительно на детей лет до десяти. Но что делает ребенок так поздно на детской площадке? Какой родитель позволяет своему ребенку гулять так поздно? Да и где сам родитель? А если это алкаши? Нет. Взрослый не сможет залезть в эти маленькие качели. Просто не поместиться, да и ноги деть некуда. А если это родитель, который много работает, например, и просто хочет провести время со своим ребенком? Но так поздно? Если бы это было всего один раз, но это продолжается не одну неделю и продолжается по несколько часов. Я выглянул в окно. Из окна напрямую качелей не было видно, так как близлежащие к дому деревья мешали просмотру. Было видно, что они качаются. Но кто именно - разглядеть не удалось.
Вначале стоял и всматривался в темноту. Потом открыл окно и вслушивался в скрип. При открытом окне ритмичный скрип вызывал неприятные чувства. Я уже собрался с мыслями и хотел ругаться. Но услышал, как с грохотом, этажом выше открылось окно.
Это был сосед Саныч. Недовольным и резким голосом он спросил у неизвестного бати, какого они забыли на детской площадке в такое время и где это видано, чтобы с ребенком гуляли в такую пору. Саныч был бывшим военным. Был в каких-то горячих точках. Показывал как-то шрамы от пуль. Было жутко. После недовольства Саныча скрип прекратился. Я уже подумал, что все кончилось, но через некоторое время, минут через 5, скрип возобновился и стал еще более резкий и назойливый.
Мне на момент показалось, что в этот скрип была вложена злость. Качаются. Ночью. Назло. Я услышал, как Саныч громко матерясь, спустился из квартиры. Видел, как он идет к детской площадке. Я подумал, что кому-то очень не повезет. Потом сработало некое чувство самооправдания и я стал всматриваться в темноту. Думал, что наконец-то высплюсь. Буквально сразу скрип качелей прекратился. Я постоял еще несколько минут, но так как ничего не видел, ушёл спать.
На следующее утро Саныча нашли на тех самых качелях в дурацкой позе. Мертвого. С гримасой ужаса на лице. Заключение врачей - инфаркт. С этого момента я очень боюсь ночи и звуков из темноты .
На дворе восемьдесят четвертый год, Узбекистан, мелкий городишко в двухстах километрах от Ташкента. Ангрен. Долина смерти. На самом деле, ничего особо страшного в том городишке не было, просто место не совсем приятное: повсюду горы. Они, казалось, нависают и хотят раздавить. Приехали мы туда всем семейством: дед с бабкой (по материнской линии), мать и отец, тетка с семьей и дядя. Купили сразу несколько отличных квартир и дач и собрались жить долго и счастливо.
Проходит пять лет тихой и спокойной жизни — достаток семьи много выше среднего: мать работает в горисполкоме, отец ведет военподготовку в местном училище. Я учусь в шестом классе. Ну, драки на почве расовой ненависти — это вполне нормально. И тут началось это.
Сначала в доме начали появляться муравьи. Тысячи. И давили эту мразь, и травили, чего только не делали, но они продолжали протаптывать свои дорожки. Через пару месяцев муравьи исчезли, а их место заняли тараканы. Огромные и мерзкие, в палец, пожалуй, длиной. Они появлялись ночью: ползали по стенам и потолку, падая периодически на лицо. Это было действительно мерзко.
Устав от безуспешной борьбы, мы всей семьей перебрались к тетке. Та с мужем и дочерью жила на другом конце города в роскошной четырехкомнатной квартире на шестом этаже единственной в городе девятиэтажки. Некоторое время было очень хорошо: смотрели всей семьей видик, играли с сестрой и занимались прочими веселыми вещами. Родители в это время занимались химической войной на старой квартире с применением санэпидстанции и другого тяжелого вооружения.
Несколько месяцев пролетело как один день, и вот пора возвращаться домой. Насекомых не было. Было странное ощущение угрозы. По крайней мере, у меня. Родители, как истинные коммунисты, разумеется, не верили во всякую там чепуху. А ощущение никуда не девалось: находясь в квартире, я чувствовал, что за мной кто-то наблюдает. Смотрит недобро так. Немного погодя это чувство стало преследовать меня и вне стен дома. Стоило лишь остаться одному, выйти, например, за хлебом, и чувствуешь затылком сверлящий взгляд. Я всегда старался находиться в обществе, пусть даже общество это сулило постоянную ругань и драки. Шлялся со сверстниками, пробовал курить...
Я просто не мог находиться в той квартире. Спал уже в одной комнате с родителями. В один «прекрасный» момент отец уехал на несколько месяцев в Ташкент. Вроде как квалификацию повышать, хотя на самом деле были дела семейные. В итоге я остался с матерью один в трехкомнатной квартире. Ощущение опасности стало пропадать: казалось, невидимый соглядатай стал халтурить, а потом и совсем убрался. Я даже опять начал спать в отдельной комнате. Затишье перед бурей...
Я проснулся от ощущения леденящего душу ужаса. Некоторое время я не мог открыть глаза, нет, я не хотел их открывать. Я чувствовал — рядом смерть. До сих пор с содроганием вспоминаю те минуты. Тишина, даже тиканья часов не слышно, холод (в июле-то южной страны) и всепоглощающий ужас.
Вспышка и грохот — вот что вывело меня из состояния дрожащего на ветру листа. Я распахиваю глаза и вижу в луче фонаря согнувшуюся, видно, в корчах боли фигуру. Мгновенно вскакиваю с кровати и бегу к стоящей в дверном проеме с ружьем в руках матери. Нарастающее ощущение ужаса — я вижу, как фигура медленно подымается... Когда оказываюсь за спиной мамы, раздается несколько выстрелов, истошный крик. Кричит мать. Я тогда, кажется, обделался и вырубился.
Очнулся уже дома у деда: за столом сидит мать, бледная-бледная, дядя и дед с бабкой. И несколько ментов толпятся. Что-то обсудив, дед вместе с дядькой и ментами отправились на нашу с матерью квартиру. Труп грабителя искать. Через несколько часов после их ухода началась стрельба. Добротная такая: длинными очередями били. Труп грабителя не нашли, и менты, сделав свое дело — пособирав гильзы и посчитав дырки в стенах, уехали.
Дед с дядькой остались сторожить квартиру. А потом, видно, началось. Деда, говорят, нашли на веранде со «Стечкиным» в руке. Мертвым. Сердечный приступ. Дядя хоть и остался жив, но поседел и стал заикаться. И запил крепко. Спился быстро. На следующий день, не то что не дожидаясь похорон деда, но даже не простившись, мы с матерью уехали к отцу в Ташкент, а оттуда уже втроем вылетели в Москву. Я пробовал разговаривать с матерью о том случае. Она всегда говорила неохотно: то это был бандюга, то дедово наследство, решившее отомстить через детей и внуков, то вообще чёрт знает что. Однажды она разговорилась, сказав, что выстрелила в эту тварь, как минимум, раза два. В стене нашли лишь одно отверстие 12-го калибра, а дед отстрелял 2 магазина.
У меня деревянный домик в деревне, и иногда я езжу туда отдыхать. И вот однажды мы сидели в этой деревне довольно большой компанией в гостях у одной девочки, смотрели «Стиляг».
Часа в два ночи я стал испытывать непонятную тревогу. Вспомнил, что машина оставлена мной на территории старого заброшенного пионерского лагеря: он совсем недалеко от деревни, излюбленное место собрания молодёжи, есть всё, что нужно для счастья — тишина, отсутствие людей старше 20 лет, заброшенные корпуса, где можно втихую покурить или выпить. Так вот, ещё днём мы открыли старые ржавые ворота в лагерь, и я загнал транспорт туда, сам не пойму теперь, зачем это нужно было делать. И вот, взяв с собой баночку пива, чтоб не скучать в дороге, я покинул дом и пошёл забирать из лагеря машинку.
Плеер в ушах, отличная летняя ночь, неплохое пиво… До ворот лагеря я дошёл минут за пять. Открыл ворота и и пошёл дальше — машина стояла метрах в трёхстах от них. Как только я зашёл на территорию, на разбитую асфальтовую дорожку, по которой всего 15 лет назад вышагивали толпы школьников, я почувствовал тревогу. Но это было естественно — надо сказать, лагерь у нас не простой, в 90-х годах там частенько находили трупы, которые стали таковыми совсем не по своей воле. Потом летом 2001-го, кажется, там пытался устраивать сходки какой-то сатанинский культ, правда, что-то у них не заладилось, и видели мы их раз пять, не больше. Но свой отпечаток это нанесло. В общем, мрачное место наш заброшенный лагерь — странное, а по ночам, чего уж тут скрывать, страшное. Но я, сторонник рационализма, как обычно приказал своему подсознанию, которое умоляло уйти поскорее, заткнуться, и продолжил путь. И уже через минуту добрался до машины, залез внутрь, включил музыку и вроде как вздохнул с облегчением. Развернулся на узенькой дорожке, рискнув, кстати, застрять, и поехал к выходу. Уже проехав те самые ворота, находясь формально уже на территории деревни, а не лагеря, подумал, что ворота нехорошо оставлять открытыми.
Остановился, поставил на ручник, вышел и вернулся на территорию лагеря, опять испытав странный дискомфорт, который, надо сказать, был в два раза сильнее, чем пять минут назад. Так что я быстренько закрыл ворота и отбежал метров на десять вглубь лагеря по естественной нужде. Потом достал пачку сигарет, прикурил, развернулся в к воротам, и… Боковым зрением я увидел, что на старых, давно проржавевших каруселях, которые находятся метрах в двадцати от дорожки, по которой я ехал, кто-то катается. С очень большой скоростью. Было очень темно, но я разглядел человеческий силуэт, развевающуюся на нём одежду светлого цвета, и взгляд его был устремлён перед собой. Он не смотрел на меня, хотя обычного человека должны были заинтересовать мои манипуляции с воротами. Да что я говорю, обычный нормальный человек не будет кататься в два ночи на каруселях в заброшенном лагере. Я заорал и понёсся со всех ног в машине — слава богу, она была заведена. Сцепление и газ в пол, визг и запах жжённой резины, судорожный взгляд в зеркало заднего вида…
И в этот момент выключается ближний свет, и я перестаю что-либо видеть. Заорав не хуже, чем в первый раз, дёргаю, чуть не вырывая, ручку дальнего света. Слава богу, он зажигается и освещает стремительно приближающиеся домики. Больше назад я не оглядываюсь.Приехав к девочке, где сидели друзья со своим фильмом, долго торчал в машине, курил, слушал музыку. Пытался успокоиться...