На дворе восемьдесят четвертый год, Узбекистан, мелкий городишко в двухстах километрах от Ташкента. Ангрен. Долина смерти. На самом деле, ничего особо страшного в том городишке не было, просто место не совсем приятное: повсюду горы. Они, казалось, нависают и хотят раздавить. Приехали мы туда всем семейством: дед с бабкой (по материнской линии), мать и отец, тетка с семьей и дядя. Купили сразу несколько отличных квартир и дач и собрались жить долго и счастливо.

Проходит пять лет тихой и спокойной жизни — достаток семьи много выше среднего: мать работает в горисполкоме, отец ведет военподготовку в местном училище. Я учусь в шестом классе. Ну, драки на почве расовой ненависти — это вполне нормально. И тут началось это.

Сначала в доме начали появляться муравьи. Тысячи. И давили эту мразь, и травили, чего только не делали, но они продолжали протаптывать свои дорожки. Через пару месяцев муравьи исчезли, а их место заняли тараканы. Огромные и мерзкие, в палец, пожалуй, длиной. Они появлялись ночью: ползали по стенам и потолку, падая периодически на лицо. Это было действительно мерзко.

Устав от безуспешной борьбы, мы всей семьей перебрались к тетке. Та с мужем и дочерью жила на другом конце города в роскошной четырехкомнатной квартире на шестом этаже единственной в городе девятиэтажки. Некоторое время было очень хорошо: смотрели всей семьей видик, играли с сестрой и занимались прочими веселыми вещами. Родители в это время занимались химической войной на старой квартире с применением санэпидстанции и другого тяжелого вооружения.

Несколько месяцев пролетело как один день, и вот пора возвращаться домой. Насекомых не было. Было странное ощущение угрозы. По крайней мере, у меня. Родители, как истинные коммунисты, разумеется, не верили во всякую там чепуху. А ощущение никуда не девалось: находясь в квартире, я чувствовал, что за мной кто-то наблюдает. Смотрит недобро так. Немного погодя это чувство стало преследовать меня и вне стен дома. Стоило лишь остаться одному, выйти, например, за хлебом, и чувствуешь затылком сверлящий взгляд. Я всегда старался находиться в обществе, пусть даже общество это сулило постоянную ругань и драки. Шлялся со сверстниками, пробовал курить...

Я просто не мог находиться в той квартире. Спал уже в одной комнате с родителями. В один «прекрасный» момент отец уехал на несколько месяцев в Ташкент. Вроде как квалификацию повышать, хотя на самом деле были дела семейные. В итоге я остался с матерью один в трехкомнатной квартире. Ощущение опасности стало пропадать: казалось, невидимый соглядатай стал халтурить, а потом и совсем убрался. Я даже опять начал спать в отдельной комнате. Затишье перед бурей...

Я проснулся от ощущения леденящего душу ужаса. Некоторое время я не мог открыть глаза, нет, я не хотел их открывать. Я чувствовал — рядом смерть. До сих пор с содроганием вспоминаю те минуты. Тишина, даже тиканья часов не слышно, холод (в июле-то южной страны) и всепоглощающий ужас.

Вспышка и грохот — вот что вывело меня из состояния дрожащего на ветру листа. Я распахиваю глаза и вижу в луче фонаря согнувшуюся, видно, в корчах боли фигуру. Мгновенно вскакиваю с кровати и бегу к стоящей в дверном проеме с ружьем в руках матери. Нарастающее ощущение ужаса — я вижу, как фигура медленно подымается... Когда оказываюсь за спиной мамы, раздается несколько выстрелов, истошный крик. Кричит мать. Я тогда, кажется, обделался и вырубился.

Очнулся уже дома у деда: за столом сидит мать, бледная-бледная, дядя и дед с бабкой. И несколько ментов толпятся. Что-то обсудив, дед вместе с дядькой и ментами отправились на нашу с матерью квартиру. Труп грабителя искать. Через несколько часов после их ухода началась стрельба. Добротная такая: длинными очередями били. Труп грабителя не нашли, и менты, сделав свое дело — пособирав гильзы и посчитав дырки в стенах, уехали.

Дед с дядькой остались сторожить квартиру. А потом, видно, началось. Деда, говорят, нашли на веранде со «Стечкиным» в руке. Мертвым. Сердечный приступ. Дядя хоть и остался жив, но поседел и стал заикаться. И запил крепко. Спился быстро. На следующий день, не то что не дожидаясь похорон деда, но даже не простившись, мы с матерью уехали к отцу в Ташкент, а оттуда уже втроем вылетели в Москву. Я пробовал разговаривать с матерью о том случае. Она всегда говорила неохотно: то это был бандюга, то дедово наследство, решившее отомстить через детей и внуков, то вообще чёрт знает что. Однажды она разговорилась, сказав, что выстрелила в эту тварь, как минимум, раза два. В стене нашли лишь одно отверстие 12-го калибра, а дед отстрелял 2 магазина.